Дайджест | |||
|
Как я сходил в гостиНедавно мы побывали в гостях. Навестили старинных знакомых из числа бывших институтских друзей. Бывают такие странные отношения в жизни, которые складываются годами, иногда десятилетиями и, так и не становясь дружбой в классическом понимании этого слова, тем не менее остаются тёплыми и искренними, такими, от которых часто возникает странное чувство несправедливости жизнеустройства. Вот и сегодня всё, вроде, было хорошо, как всегда. И уютно, и вкусно, и интересно. Поговорили, выпили, повспоминали старое....Остались абсолютно довольны друг другом и на том и разошлись до очередных посиделок. И только на улице, застёгивая поплотнее наши зимние одёжки, мы привычно переглянулись с женой, как бы в сотый, наверное, раз молча задавая друг другу один и тот же вопрос, ответ на который мы оба давно отчаялись найти: "Чёрт! Странно... Почему же мы так и не стали близкими друзьями спустя столько лет?" И с тем и отбыли домой, весело болтая о каких-то пустяках. Всё, действительно было, как обычно. за исключением одного момента, который, собственно, и послужил поводом для этого рассказа. К этому моменту мы уже изрядно съели и выпили под занудное телевизионное бормотание и весёлое мигание разноцветных фонариков на красиво убранной синтетической елочке и, как обычно, обменивались воспоминаниями о былых студенческих годах. И вдруг плавно вплетённой в наш разговор прозвучала эта самая сентенция, немало озадачившая нас всех. Но решительный взгляд девушки Кристины никаких сомнений не оставлял. Она говорила то, что думала. Повинуясь умоляющему взгляду матери, мы с женой улыбнулись и сказали: "Ну так мы и есть почти пенсионеры! Нам так и положено — старое вспоминать добром! Вот ты постареешь однажды и тоже будешь ворчать! Это нормальный процесс!". Кристина недовольно повела плечиком, потом последовал обмен ничего незначащими фразами и инцидент был благополучно забыт. И потому, посмотрев на красивую, умную, образованную, со вкусом одетую девушку, которую я помнил практически с момента её рождения, я вдруг понял, что у меня нет слов. Я — человек, неплохо говорящий по-русски, не могу подобрать такие слова, чтобы равноценно возразить ей. И ещё осталось неприятное ощущение собственного бессилия в поисках убедительных возражений. Поэтому, уже дома, за чашкой чая, я всё ещё перебирал справедливые, на мой взгляд, аргументы, отбрасывая их один за другим. И, перебирая эти аргументы, я вдруг совершенно случайно вспомнил случай, случившийся со мной в далёком детстве, именно тогда, когда мы жили в нищете, страхе и убожестве, даже не подозревая, какой прекрасной станет наша жизнь через приблизительно 40 лет. Кажется, шёл какой-то американский фильм, о котором много говорили тогда. И сеанс, как-будто, был вечерним, 8-часовым. И был летний вечер. Весёлая толпа зрителей, быстро заполняла арку, ведущую ко входу в кинотеатр "Колизей". Мы жили недалеко, и родители спокойно отпустили меня одного, о чём впоследствии искренне сожалели, услыхав от меня эту историю. Однако, обо всём по порядку. Если вы бывали в "Колизее", то, наверное, помните, что в этом кинотеатре всегда было два зрительных зала: большой и малый. Большой зал действительно был таковым, полностью оправдывая своё название, а малый представлял из себя довольно скромных размеров продолговатое помещение, расчитанное, примерно, на 100 с небольшим зрителей, без окон, со сценою, над которой располагался экран. В те далёкие годы в малом зале "Колизея" публике, ожидающей начала фильма, показывали какой-то киножурнал. Иногда там шли фильмы специального назначения — учебные, научно-популярные или детские. Иногда там вообще не было никаких фильмов — вместо них выступали артисты эстрады с весёлыми куплетами или мастера народного творчества, распевавшие песни для публики, беспечно поедавшей мороженое. Играли на балалайках и на флейтах. Действо продолжалось примерно 30 минут, после чего двери большого зала распахивались, звенел первый звонок, и благодарные посетители концерта устремлялись к своим местам, превращаясь из слушателей в зрителей. Я прошёл контроль прямо напротив входа, свернул направо, встал в очередь в буфет за мороженым, потом, с аппетитом облизывая шоколадный вафельный стаканчик, подошёл к малому залу и уселся на одно из мест рядом со сценой, ожидая начала сеанса, до которого было ещё минут 40. Из-за закрытых дверей зрительного зала напротив меня доносились приглушённые звуки идущего фильма. Делать было нечего, и я вальяжно развалился в своём кресле, глядя прямо перед собой, не сомневаясь, что сейчас обязательно будет что-то весёлое и незатейливое. Но на сцену как-то незаметно вышло примерно 10 человек со скрипками, виолончелью, контрабасом и трубой. Неторопливо уселись, быстро и ловко настроили свои инструменты и, не глядя в зал, тихонько заговорили между собой, ожидая кого-то ещё. Спустя ещё несколько минут на сцене показаался дирижёр в чёрном фраке — высокого роста старик, как мне тогда показалось. Он был безупречно элегантен, прям и строго холоден, с копной седых волос, небрежно зачёсанных назад. Но самым поразительным было то, что его правая рука была в гипсе. Она была плотно обмотана белым бинтом и неподвижно покоилась на перевязи через шею. Дирижёр спокойно прошёл в центр сцены, обернулся к оркестру, слегка поклонился ему и поднял левую руку. Музыканты прекратили свои разговоры и с готовностью посмотрели на него. Дирижёр махнул рукой, и оркестр заиграл. Медленно и грустно. И их единение казалось абсолютным. Было чувство, что дирижёр физически связан со своими музыкантами, что это он сам играет своей левой рукой, извлекая музыку прямо из пыльного воздуха над старой, щербатой и давно немытой сценой. И ещё было ощущение полной нереальности происходящего. Как-будто всё вдруг изменилось каким-то странным образом. Как-будто я и остальные пришли вовсе не на фильм, а на концерт, который начался раньше обычного, и мы просто не успели развлечься дурацким фильмом в большом зале, прежде, чем придти сюда. Помню, как я вдруг кожей ощутил полную, мёртвую тишину вокруг. И обернулся. Маленький зал был набит до отказа.. Люди сидели не дыша, стояли в проходе и у дверей, а те, кто не успел проникнуть в переполненный зал, тщетно пытались просунуть головы в открытые настежь двери, которые были буквально забиты безмолвными слушателями. Никто не скрипел стульями, не шуршал конфетными обёртками, не кашлял. Не дышал. Одной из последних вещей, исполненых тогда, был венгерский танец Брамса. Когда смолкла музыка, раздался первый звонок. Двери в большой зал открылись, приглашая всех на сеанс. Дирижёр спокойно повернулся и ушёл со сцены, поклонившись музыкантам и по-прежнему не глядя в наши сторону. Оркестр тихонько поднялся со своих стульев. Музыканты собрались уходить. Я обернулся назад. Никто из присутствующих не шевелился. В душном, переполненном зале было неестественно тихо. Помню, как какой-то мужчина позади меня тихонько сказал своей спутнице, что пора идти смотреть кино. "Молчи, дурак", — тихо отрезала женщина. И никто не улыбнулся. Я снова посмотрел вокруг. Люди сидели молча, некоторые вытирали глаза. Дома я немедленно рассказал всю историю родителям. Мать, любившая музыку всю жизнь, улыбнувшись, спросила: "Ты хоть догадался спросить, как фамилия этого дирижёра?" Как же его найти без фамилии? Вот такую историю, наверное, можно было бы рассказать дочке наших старинных институтских приятелей, умной и современной девушке Кристине. Предлагаемое здесь исполнение Польки Анны считается сегодня одним из лучших в мире. Играет полный состав венской Филармонии под управлением Даниела Баренбойма. И всё же тот концерт был неизмеримо лучше.
Ехидный Douglas Макспарк 21/03/2014 Комментарии |
Новости |